КИНОрецензии

— Прочь с дороги! Надо рассказать людям!
— Я не должен этого допустить.
— Вдруг открыл в себе человечность? Самое время. Случись с тобой это раньше, ничего бы этого не было!
х\ф «Хранители» (2009)

Нету честных людей! Нет хороших! Смотри, царевна, как хороший человек подлость сделал!
Киносказка «После дождичка в четверг» (1985)

Ничто не возмущает нас больше, чем несправедливость; все другие виды зла, которые нам приходится терпеть, ничто по сравнению с ней.
Иммануил Кант

Журналиста Джастина Кемпа (Николас Холт) отбирают на роль присяжного заседателя в судебном процессе об убийстве девушки ее парнем. И на первом заседании жюри он оказывается единственным из двенадцати его участников, кто открыто возражает против вердикта «виновен» и хочет, чтобы его коллеги-присяжные также усомнились в виновности подсудимого, не выносили поспешных решений и обсудили дело подробнее.

Напрашивающееся сравнение с х\ф «12 разгневанных мужчин» (1956) Сидни Люмета не в полной мере позволит понять суть происходящего в новом фильме Иствуда, который не столько повторяет, сколько обыгрывает некоторые ходы произведения киноклассики, отталкиваясь от нее и добавляя в повествование глубину моральных дилемм, с которыми сталкиваются персонажи фильма, и противопоставляет попытки главного героя, заинтересованного в определенном исходе судебного процесса, образумить жюри той умозрительной тяге к справедливости, которую исповедовал герой фильма почти семидесятилетней давности: в отличии от персонажа Генри Фонды из фильма Люмета, персонаж Николаса Нолта точно знает, что обвиняемый не совершал убийства, однако по личным причинам не может объявить об этом открыто всем и вынужден пытаться зародить сомнения в виновности предполагаемого убийцы у коллегах-присяжных, чтобы они вынесли оправдательный приговор и не осудили невиновного человека.

Заочно противостоит присяжному номер два обвинитель Фэйт Киллбрю (Тони Коллетт), для которой судебный процесс является также в некотором роде делом личным: она борется за пост окружного прокурора и надеется привлечь избирателей приговором в громком деле о домашнем насилии. Она во чтобы то ни стало хочет обвиняемого засудить и засадить на пожизненное заключение.

Личные мотивы персонажей, собственное следствие из-за неудовлетворенности официальным, ошибки в суждениях и трагедия, связанная с убийством девушки, расследование которого может привести к загубленной жизни невиновного человека, роднят «Присяжного номер два» с другой выдающейся работой Клинта Иствуда – х\ф «Таинственная река» (2003), номинированным на премию «Оскар» в шести категориях, включая лучший фильм и лучшую режиссуру, и взявшим пару позолоченных статуэток за лучшую мужскую роль (Шон Пенн) и лучшую мужскую роль второго плана (Тим Роббинс). На ту знаковую работу кинорежиссера ориентировался и автор сценария «Присяжного номер два» Джонатан Абрамс, телевизионный и театральный автор, дебютировавший сейчас в полнометражном кино. С учетом правок и пожеланий Иствуда сценаристу удалось успешно совместить повороты сюжета с исследованием персонажей (главных, второстепенных и эпизодических – при этом не устроив мешанину в повествовании из-за обильного числа действующих лиц), их взглядов, выбора и его последствий.

Детективная составляющая кинокартины – нетривиальна: вместе с главным героем зрители догадываются о том, кто на самом деле виновен в гибели девушки, минуте на 15 фильма. Однако главное расследование заключается не в выяснении обстоятельств уже случившегося преступления, основное внимание уделено «преступлению», которое может совершиться прямо на глазах зрителей – против морали, этики и справедливости, а «подозреваемыми» выступают 12 присяжных и прокурор.

Начинаясь как обычная судебная драма, «Присяжный номер два» постепенно превращается в драму психологическую и даже психологический триллер, в котором два главных героя – присяжный заседатель Джастин Кемп (Николас Холт) и прокурор Фэйт Киллбрю (Тони Коллетт) – вынуждены бороться в первую очередь сами с собой, выбирая между совестью и благополучием – своим и близких людей.

Каждому из двух главных героев фильма придется решить для себя моральную дилемму: спасти свой собственный мирок, принеся в жертву Судебной Машине и Букве Закона неповинного человека, или разжечь угасающий Дух Закона, скорее всего, принеся в жертву себя и выбрав стезю Роршаха из графического романа «Хранители» Алана Мура и одноименного кинофильма, который для себя решил подобную дилемму однозначно: «Никаких компромиссов. Даже перед лицом Армагеддона». А мнимый открытый финал фильма не столько придает картине недосказанности, сколько подталкивает зрителя к авторскому видению дальнейшего развития ситуации, заставляя переживать за судьбу сразу обоих главных героев.

В фильме нет явных злодеев, но есть бездушная судебная машина (в данном случае – американская), мотором которой являются недалекие обыватели и зашоренные работники правоохранительной системы. Один из персонажей второго плана – присяжный номер четыре (Дж. К. Симмонс) – разъясняет остальным, что в правоохранительных органах работают тоже люди, и отмечает, что несмотря на то, что у этих людей отсутствует злой умысел и они пытаются поступать правильно, действуя из добрых намерений, туннельное мышление и игнорирование всего того, что не укладывается в их картину мира, мешает им видеть и понимать то, что они упускают и что делают не так.

Хотя фильм по большей части скуп на эффектные кадры и создавался не из расчета на зрелищность, он оказывается кинематографичен в нужные моменты. Оператор Ив Беланже, ранее уже работавший с Клинтом над фильмами «Наркокурьер» (2018) и «Дело Ричарда Джуэлла» (2019), определенно не испортит впечатлений ни от отличных режиссерской и актерских работ фильма, ни от хорошего сценария.

Разочарованная предыдущим фильмом Клинта – «Мужские слезы» (2021) – киностудия Warner Bros. (предпочитающая терять деньги не на малобюджетном авторском кино, а на бездарных крупнобюджетных кинокомиксах, пересъемками которых гласно или негласно заведуют выходцы из Marvel/Disney) изначально планировала выпустить фильм сразу на своем стриминговом сервисе и лишь позже, сделав одолжение, согласилась устроить ограниченный кинопрокат в США (Европа, где картине удалось собрать около 20 миллионов долларов, удостоилась более широкого кинотеатрального показа) – как дань уважения Иствуду и в качестве рекламы фильму перед его онлайн-запуском.

Перед съемками и после ходили разговоры о том, что «Присяжный номер два» может стать сороковой и последней полнометражной работой режиссера, которому в 2024 исполнилось 94 года. Хочется верить, что это окажется не так. Клинт Иствуд наглядно продемонстрировал, что даже в преклонном возрасте можно снять крепкое интересное внятное кино со смыслом и важным посылом – чего не смогли в этом году сделать некоторые другие (погрязшие на старости лет в раздумьях о Римской Империи) маститые кинорежиссеры моложе Клинта.

Возможно, «Присяжный номер два» не самый лучший фильм Клинта Иствуда, но это очень достойный фильм – в том числе достойный того, чтобы носить, если все же придется, звание последней кинокартины мастера.

США, продолжительность — 131 мин
жанр — увесистое надгробие над могилой классического американского киновестерна

Несмотря на непролазную темноту техасской ночи и оглушительный ритм падающих с неба дождевых капель, затянувшийся конфликт разрешился к вящему удовольствию обоих джентльменов, принимавших в нем участие. И вот теперь, один из них стоит по колено в вязкой грязи, беззвучно матерится на дождевые капли, которые стекают ему на лицо с широких полей ковбойской шляпы и ковыряет почву носом одряхлевшей старательской лопаты, отчаянно пытаясь вырыть в ней какое-то подобие ямы. Чуть позади него, в мокрой дождевой грязи валяется разряженная двухстволка, а второй участник конфликта, несмотря на позднее время суток и непогоду, спокойно лежит на земле, прикрыв лицо своей шляпой — и для того, что бы рассказать, как все было совсем ненужно заканчивать воскресную школу, не понадобится она и для того, что бы предсказать назначение той самой ямы, которую сосредоточенно один человек в ковбойской шляпе, поздно ночью копает для другого. Просто у двух джентльменов произошел спор, в финале которого у одного из них больше не нашлось аргументов, зато под рукой вовремя оказалась охотничья двухстволка со взведенными курками — эка невидаль в этих краях! Тем временем, дождь усиливается, его тяжелые капли стучат по старческим, сморщенным, но по-прежнему крепким рукам, словно это не обычный в этих краях в это время года ливень, а барабаны самой Судьбы. Но в старческих глазах по-прежнему горит решительный огонек: он уже знает, что несмотря на ливень, ночную мглу и разваливающуюся под ногами почву, он доведет свое дело до конца. Наконец, когда яма оказывается настолько большой, что бы вместить в себе второго участника конфликта, старик затаскивает в нее тело, не без усилий выбирается наружу (проклятый возраст вновь дает о себе знать!), и с тяжелым вздохом бросает на закрывавшую лицо шляпу первый ком омытой дождем техасской грязи. Уже под утро, когда грозовые облака постепенно начинают уноситься в сторону Миссури, а неглубокая могила оборачивается столь же невысоким холмиком, промокший и продрогший до костей старик наконец втыкает в его центр две перекрещенные палки, стряхивает с полей шляпы налипшую к ним грязь и неспешно направляется в сторону своей лошади. Но буквально в паре сантиметров от нее, вдруг оборачивается, последним взором окидывает панораму и заметив недочет, тут же вновь возвращается к месту погребения. Ослепительным алмазом сверкает лезвие вынутого из голенища острого охотничьего ножа — и наклонившись к грубому подобию самодельного креста, старик старательно царапает на нем давно забытое ИМЯ.....

Он вошел в жизнь миллионов зрителей прямо с большого экрана, ослепляя блеском кривоватой циничной полуухмылки, небрежно попыхивая огрызком неизменной сигары и аккуратно перекидывая с одного плеча на другое заношенное мексиканское пончо, дабы освободить доступ к кобуре с шестизарядным револьвером. Гимном его личным триумфов навсегда осталась бесподобная музыка Эннио Морриконе, но зритель всегда узнавал его даже в целой толпе аналогичных героев по остроумной колкой реплике, по колючей щетине и ироническому взору чуть прищуренных глаз — по всему, кроме его имени, которого он так ни разу не произнес. Впервые появившись в 1964 году, в фильме Серджио Леоне "За пригоршню долларов", безымянный, но чертовски обаятельный стрелок с лицом молодого Клинта Иствуда почти мгновенно превратился в новый символ возрожденного киножанра, отодвинув на задний план одряхлевшие со временем киноиконы вроде Джона Уэйна и стал визитной карточкой актера, принеся ему всемирную известность. В отличии от американских режиссеров наподобие Джона Форда или Ховарда Хоукса, итальянец Леоне не возводил людей с револьверами в мифологический культ Настоящих Защитников Чести и Справедливости. Глядя на мир Дикого Запада без розовых очков, которые многим его коллегам очевидно выдавались по месту рождения, Леоне видел его скорее вонючей клоакой, где все люди делились на тех, у кого на поясе висел заряженный пистолет и на всех остальных, кто чистил им ботинки, постригал волосы и бороды, подавал выпивку в салунах и по первому требованию собственноручно копал себе могилы, потому по местному прейскуранту, их жизни стоили намного дешевле выпущенной им в затылок револьверной пули. Но в отличии от вечного бунтаря Сэма Пекинпа, которой без прикрас обнажил всю жестокость Дикого Запада в ставшей культовой "Дикой Банде", итальянский режиссер предпочитал сглаживать острые углы и вместо откровенного бичевания мира, чьи ценности базировались лишь на пулях и золоте, предпочитал над ними вдоволь иронизировать. Созданный им новый киножанр "спагетти-вестерна" скорее представлял собой полупародию на серьезные образцы этого направления, где все застарелые штампы выстраивались перед зрителем по росту в ровную шеренгу, маршируя к закономерному финалу под тонкие иронические комментарии режиссера и сопровождаемые его неизменным мастерством. И несмотря на то, что сам Иствуд принял участие лишь в трех фильмах Мастера, позже составивших легендарную "долларовую" кинотрилогию (в которую, помимо "Пригоршни" так же вошли такие картины как "За несколько лишних долларов" и "Хороший, Плохой, Злой"), маска ироничного, в меру циничного, но строгого и справедливого Человека-Без-Имени так плотно пристала к лицу актера, что он даже не думал от нее избавляться. Расставшись с Леоне, Иствуд продолжал сниматься в вестернах и у других режиссеров, и неважно, что у каждого из его новых героев было свое имя, свой характер и специфика — через них всех, как через гигантский рентгеновский аппарат всегда просвечивал только ОН — неповторимый и единственный, тот, чье имя так и осталось одной из величайших кинематографических загадок XX века.

Однако, время — это словно река, и начав плавать в тоненьком ручейке, не всегда заметишь, как вдруг ставшая столь стремительной вода уже несет тебя прямиком в самый центр крутейшего водопада. В 80-е годы, спрос на вестерны окончательно упал, приведя некогда самый успешный голливудский киножанр в полный упадок. Аналогичный упадок переживала и актерская карьера самого Клинта Иствуда: симметрично тому, как возраст вчерашней кинолегенды приближался к 60-летию, фильмы с его участием пользовались все меньшим кассовым успехом, ведь седой как лунь, морщинистый Грязный Гарри, с трудом унимающий старческую дрожь в руках, которыми он по-прежнему, пытается сжимать верный "Магнум" — это зрелище из разряда "слабонервным не смотреть". Прискакав на верном коне прямиком из 60-х, и впервые запыхавшись за время этой долгой скачки, Иствуд подъехал к символическому творческому перекрестку: либо навсегда завязывать с развлекательным "крутым" кино, подыскав себе боксерскую грушу по своим нынешним габаритам, либо...... Впрочем, для неутомимого Иствуда, за плечами которого к тому моменту уже находилось 44 актерских, 15 режиссерских и 9 продюсерских работ, этого самого печального "либо" не существовало в помине. Со второй половины 80-х, Иствуд начинает уделять больше внимания режиссуре: в 1988 выходит первый серьезный фильм Иствуда "Птица", представляющий собой кинобиографию известного джазового исполнителя 50-х годов, саксофониста Чарли Паркера — примечательная еще и тем, что это был еще и первый фильм, в котором он не снимался как актер. Критики тогда лишь удивленно поцокали языками — мало ли какие причуды могут придти в голову стареющим голливудским суперменам. Они не знали, что к тому моменту, Иствуд уже более 10 лет вынашивал идею постановки со странным названием "Убийства из-за порезанной шлюхи", сценарий которой он приобрел еще в конце 70-х, лелея и оттачивал ее в своей голове точно так же, как человек, которого он всегда считал своим первым Учителем в Режиссуре, Серджио Леоне почти 15 лет умозрительно оттачивал каждый кадр своего шедеврального "Однажды в Америке", перед тем, как все же осмелился предать их кинопленке. Сам Иствуд, впоследствии объяснит более чем 10 летнюю задержку в реализации сценария разницей между своим тогдашним возрастом (> 40 лет) и совсем преклонными годами своего героя. Однако, скорее всего дело в том, что оригинальный сценарий Дэвида Уэбба Пиплза, с самого начала показался ему самым значительным киносырьем, которое когда-либо попадало в поле его зрения как актера, продюсера и самое главное — режиссера. Сухие страницы представлялся ему Кинематографическим Мемориалом, пригодного для того, что бы его возвести на останках жанра, который так сытно и вкусно его кормил почти 25 лет и к тому моменту истекал кровью без всякой надежды на спасение. Последней каплей стала смерть Учителя: выдающийся итальянский кинорежиссер Серджио Леоне скончался в своем родном городе Риме 30 апреля 1989 года в возрасте 60 лет — и пережив боль утраты, Иствуд окончательно осознал, что он либо прямо сейчас приступит к постройке этого величественного Мемориала, либо не сделает этого никогда. Пробегут ковбойским скакуном еще 3 года творческих мук и сомнений — и в 1992 году, те самые критики, которые при просмотре первого серьезного фильма режиссера лишь давились от снисходительных улыбок, будут аплодировать Иствуду стоя, лишь краем глаза увидав на большом экране постаревший, но по-прежнему суровый и такой притягательный лик "Непрощенного".

Сюжетная основа фильма довольно проста: несколько пьяных фермеров изрезали лицо профессиональной шлюхе, после чего ее коллеги по древнейшей профессии нанимают группу наемных убийц, что бы привнести в эту историю элемент типичного правосудия в духе Дикого Запада. Когда заказ попадает в руки завязавшего душегуба Уильма Манни (сам Иствуд), эта история начинает отчетливо напоминать классический вестерн 1969 года "Истинная доблесть", за исполнение роли, в котором главный ковбой Голливуда Джон Уэйн получил свой единственный "Оскар". Только в седой классике, оставшаяся сиротой девочка обращается к бывшему легендарному шерифу, ныне превратившемуся в запойного пьяницу, что бы он отомстил убийце ее отца, а у Иствуда профессиональные шлюхи нанимают бывшего пьяницу, "убийцу женщин и детей", ныне ставшего на праведный путь отца-одиночки, что бы он вновь взялся за старое. Чувствуете издевку? И это лишь начало. С самых первых кадров, Иствуд старательно избавляется от любых элементов типичной романтики Дикого Запада, которую в различной степени культивируют все прочие представители жанра: как классические, так и не очень. Первым делом, в мусорное ведро летит вся геройская атрибутика: в "Непрощенном" нет столь любимых другими режиссерами (включая самого раннего Иствуда и Леоне) долгих и безупречно красивых игр в гляделки между главным положительным персонажем и его омерзительным антагонистом, так же отсутствует обязательное для жанра состязание "кто первым выхватит пистолет под величественную музыку". Вместо этого — долгая пальба "в молоко", сопровождаемая постоянными осечками, пули, которые отчаянно рикошетят и с гораздо большей охотой калечат, вместо того, что бы благородно и безболезненно убить, и единственный способ поставить финальную точку — это выстрел в упор, причем желательно — в безоружного, и для надежности — сразу из обоих стволов. Вместо глицериновых слез и голливудского грима, страдания персонажей оказываются пропитаны вонью настоящего пота и горьким вкусом собственной крови. Человеческие кулаки, кожаные хлысты и стальные пули причиняют им настоящую боль, заставляя извечных антагонистов вращаться, будто на адских вертелах и это не случайно: ведь в славном американском городе Биг Виски , как и в библейском Содоме можно блуждать много часов подряд и не встретить ни одного праведника. Избавившись от ненужных красивостей и традиционной для жанра подслеповатой дихотомии, Иствуд впервые со времен уже упоминавшейся "Дикой банды" предлагает зрителю не просто сунуть ноги в уютный бассейн с приятными сердцу жанровыми штампами и симпатичными героями, а окунуться с головой в нечто отвратительное и гадкое, смердящее канализацией и вонью всех известных человечеству пороков, сотворив на экране максимально враждебный к своему зрителю, неуютный, отталкивающий и нервирующий его на полную катушку антивестерн.

Но и этого Иствуду показалось недостаточно: в истории о том, как раскаявшийся грешник вновь возвращается к свершению смертных грехов, режиссер берет за плавники всех трех китов классического киновестерна: Настоящих Мужественных Героев, Воплощение Справедливого Закона и Абсолютно Злодейское Зло и устраивает им всем растянувшуюся на два часа, масштабную и непримиримую китобойню. Посмотрите вперед: кто это гордо ступает по железнодорожному перрону в устаревшем на пару десятилетий прикиде и компании личного биографа? Конечно же, это Англичанин Боб (Ричард Харрис), один из тех стрелков, о которых слагают легенды наравне с Доком Холлидеем и Диким Биллом Хикоком. Только вот незадача: вся история его "подвигов", которую он рассказывает продажному писаке (Сол Рубинек) оказывается набором басней и выдумок, за которым прячется от суровой реальности старый, слабый и совершенно одинокий человек. Показывая униженного, измордованного в кровь и униженного седовласого старца, который горд, смел и отважен лишь в собственных фантазиях, Иствуд осторожно наклоняется прямо к уху своего зрителя и вкрадчиво спрашивает: "Вот — это и есть Ваш герой. Нравится?" Или поглядите, кто стоит возле входа в салун, с важным видом протирая собственную шерифскую бляху — не воплощение ли того самого Справедливого Закона, шериф Малыш Билл Даггет (Джин Хэкман) — в недавнем прошлом, такой же бандит, решивший остепениться и основать городскую коммуну своей мечты? Увы, и от него не стоит ожидать свершения подвигов во имя Правосудия: даже несмотря на свою приверженность идеям порядка, правосудие в его исполнении выглядит слишком избирательным и быстро вырождается в жестокие замашки обычного местечкового князька, у которого все буквы Закона подменяются старым феодальным принципом "Потому что, Я так сказал!" Когда, вроде бы принципиальный шериф отказывается покарать пьяных фермеров за располосованное ножом лицо проститутки, к нам с экрана вновь наклоняется фигура режиссера: "А это — Ваше Правосудие. Хотите такого же?". Сдвинув к золотой середине стрелки моральных барометров, отвечающие за строгое деление поступков на "добро" и "зло", Иствуд оставляет без работы классический типаж Абсолютно Злодейского Зла, так как частичка его присутствует в каждом из персонажей фильма, ибо все они: жестокие, агрессивные, брутальные, по большом счету — есть дети Дикого Запада. Единственный персонаж, который с самого начала вызывает только негативные эмоции — это тот самый биограф Англичанина Боба, который ближе к середине фильма уже переквалифицируется в личного биографа шерифа Даггета, а в самом конце — предложит свои писательские способности и самому Биллу Манни. Трусливое, жалкое, никчемное создание, которое словно "перекати-поле" мечется от одного потенциального заказчика к другому, зарабатывая себе на хлеб тем, что возвеличивает до ранга Настоящих Героев заурядных бандитов и убийц. И здесь, показывая мерзкую заискивающую улыбку на лице Акулы пера, которой она пытается приманить к себе очередного работодателя, Иствуд наклоняется к зрительскому уху в последний раз: "А ведь такие люди писали мифологическую историю Дикого Запада, которой в детстве зачитывались и Вы. И Вам она очень нравилась",

Для некоторых зрителей так и осталось загадкой название фильма: "Так кто же из героев фильма является тем самым Непрощенным?" Сам Уильям Манни, чье благородное стремление к искуплению грехов, в конце концов привело его к конфликту с собственной природой? Или все-таки, имеет место неправильный перевод названия, и оно обозначает не одного конкретного человека, а всех персонажей, которым "нет прощения" — шлюхам, пьяницам, бандитам, убийцам, самозваным мстителям, самопровозглашенным пророкам? Или может быть, в глобальном смысле "Непрощенным" оказывается сам режиссер Иствуд, ведь финальные титры фильма закрываются дружественным посвящением "Памяти Серджио и Дона", и если кто такой Серджио Вы уже доагадались, то второе имя принадлежит еще одному иствудовскому Учителю, Дону Сигелу, кинематографическому отцу Грязного Гарри и постановщику одного из самых известных вестернов в голливудской актерской карьере Клинта "Два мула для сестры Сары". Посвящая картину памяти двух своих любимых режиссеров, Иствуд будто извиняется за то, что даже без пригоршни динамита взорвал все основы того самого жанра, которому они все втроем служили долгие годы. Увы, все это лишь версии, версии, правильный ответ на который знает лишь быстрый ветер в техасских прериях, но и он всегда хранит свои тайны.

В довершении ко всему, "Непрощенный" относится к категории такого редко встречающегося кино, которое умудряется соединять в себе юношескую энергетику и почти первобытную агрессию с мудростью, характерной для более преклонного возраста. Неоспоримым является тот факт, что с этой постановкой у Иствуда не только открылось кинематографическое "второе дыхание", но и произошел переход на новый, доселе невиданный уровень режиссерского и актерского мастерства. Роль Уильяма Манни и по сей день остается лучшей в его актерской фильмографии. Впрочем, не отставали от него и другие: Морган Фриман, Ричард Харрис и великолепно сыгравший роль "шерифа с принципами" актер Джин Хэкман, получивший за эту выдающуюся работу заслуженного второго "Оскара". Кроме этой награды, фильм удостоился еще трех статуэток: за лучший монтаж, за лучшую режиссуру и лучший фильм года. Но самое главное: Иствуд сдержал свое слово, и его наиболее исчерпывающее высказывание на тему киновестерна одновременно оказалось его последним словом в этом жанре — данью уважения, перечислением ушедших товарищей, отходной молитвой и загробной эпитафией. Иногда, то там, то тут раздаются робкие попытки возродить жанр в современных условиях, но в подавляющем большинстве случаев они просто обречены на неудачу. Оно и понятно: пока на могиле жанра будет выситься ТАКОЙ могильный камень, все старания оживленного покойника пробиться на свет будут тщетными.

Закончив свою работу, старик спрятал нож за голенище ковбойского сапога и залез на лошадь. Перед ним вновь открывалась развилка из двух дорог, и если первая сулила новые тяжелые испытания, от одной мысли о которых предательски заныли старые кости, то вторая даже на большом расстоянии манила его безбедной старостью и бессрочным заслуженным отдыхом. Любой другой бы провел на этом распутье немало дней и ночей, пытаясь подобрать для себя наиболее приемлемое сочетание, но для уставшего всадника второго "или" не существовало. Скривившись в заросшую щетину своей знаменитой полуухмылкой, он хорошенько пришпорил своего коня, оставляя далеко позади себя неказистую самодельную могилу с вырезанной табличкой: